Пресса
Фанаты гармонии зримого Божьего мираБеседа Евгения Никифорова с народным художником РФ Дмитрием Анатольевичем Белюкиным и с основателем творческого объединения «Русский Мир» художником Николаем Юрьевичем Анохиным.
mp3-версия радиопередачи
Е.Никифоров: - Здравствуйте, дорогие братья и сестры. У микрофона Евгений Никифоров.
Сегодня мои собеседники - замечательные художники: академик Дмитрий Анатольевич Белюкин и художник Николай Юрьевич Анохин. Я хотел бы, чтобы вы поближе познакомились с их творчеством, с людьми, которые объединены в сообщество «Русский мiр». Эти художники опираются на традиции русской классической живописи, на произведения академической и реалистической школ Российской Империи.
Дмитрий Анатольевич, первый вопрос к Вам.
Вы частый гость на нашей радиостанции, Вас любят, к Вам ходят на выставки в Царской башни, которая интегрирована в здание Казанского вокзала. Там - мир русского искусства.
Вы известны, прежде всего - как художник, проводящий собственные вернисажи на крупнейших площадках. Почему же здесь Вы приняли участие наряду с другими?
Д.Белюкин: - Объединение «Русский мiр» - это мои товарищи, единомышленники, коллеги. Они попали сюда не просто потому, что умеют смешивать краски и что-то изображать на холсте. Это коллеги по духу. Они, также как я, фанаты гармонии зримого Божьего мира; гармонии, данной Спасителем, и трепетно передают ее на холсте. Это объединение существует более 10 лет.
Н.Анохин: - В 2022 году исполнится двадцатилетие выставочной деятельности.
Д.Белюкин: - Даже больше. Перечислю их. Это Николай Третьяков, Илья Каверзнев и Валерий Страхов из Вологды, великолепные живописцы. С кем-то я учился в мастерской портрета, которой руководил Илья Сергеевич Глазунов. Третьяков был на год старше меня. С Николаем Анохиным мы вместе путешествовали по русскому Северу, и я ему благодарен за то, что он открыл мне удивительные места, воспетые еще Сашей Грицаем. Ту красоту, которой уже нет.
Е.Никифоров: - Я сейчас вспомнил, что я со Страховым познакомился лет 30 тому назад в Вологде. Совсем молодой был художник. Я был поражен вологодской школой. Там ни грамма провинциализма. Это были серьезные, по-столичному мыслящие ребята, и молодое, и старшее поколения - блистательные талантливые живописцы, которые были влюблены в наш русский Север. Для меня именно он, а не Центральная Россия, является художественным центром русской традиции. Правильно я говорю?
Д.Белюкин: - Безусловно. Я как исторический живописец увидел там XVIII - XIX века в тех деревнях, в тех избах. Это уникально. Я как будто на два века на машине времени переехал куда-то.
Е.Никифоров: - Не говоря уже о Ферапонтове.
Д.Белюкин: - Я благодарен Страхову. И Ферапонтов монастырь, и Кирилло-Белозерский, и Егорьевский – все это он мне показал. Эти работы можно увидеть на выставке. Вернусь к объединению. Достойно показывающее свои произведения Объединение четырех художников «Русский мир» поддерживается очень достойными людьми. Это Александр Александрович Жаров, Дмитрий Николаевич Чернышенко и Юрий Угович Эвельян, которые поддерживают ребят и в издании каталога, и в поездке на Афон. Например, Дмитрий Николаевич восстанавливает монастырь Филофей на Афоне, поэтому нас там приняли по VIP - разряду, поселили в архиерейских кельях, и мы после Великой Лавры, где очень аскетично, где и винцо простенькое, и голодновато - были избалованы Ватопедом.
Н.Анохин: - Наше Объединение сложилось в конце 90-х благодаря выставке, которую проводили даже не в России, а в Риге. Пригласили в Ригу несколько русских художников, людей, которые не по своей воле остались за пределами Отечества. Они так тепло нас приняли! Говорили, что ходили по выставке и до слез умилялись. Затем нас пригласили выставиться в Третьяковской галерее. Ту выставку в Риге курировал Олег Тимофеевич Иванов, сотрудник Третьяковской галереи. Выставка так и называлась: «Русский мир». Лучшего названия для выставки о России не придумать.
Е.Никифоров: - Это был еще и героический поступок, потому что называться русским, а тем более - говорить о «Русском мире», как о сформулированной идее, тогда было непопулярно.
Н.Анохин: - Верно. Тем не менее, мы просто откровенно сказали - да, мы такие, мы поем об этом, нравится - пожалуйста. И выставка пользовалась успехом. Благодарили. К тому времени как раз по всему этому люди истосковались.
Е.Никифоров: - Это почти 30 лет тому назад. Сейчас другая публика, изменились тренды, многое изменилось. Сейчас выставка (напомню, она проходит в храме Христа Спасителя) совершенно открытая.
Н.Анохин: - Я бы хотел обратиться к нашим благочестивым прихожанкам. Возможности побывать на Афоне у них, может, не будет никогда, а тут есть возможность его посетить в Москве.
Е.Никифоров: - А на этой выставке паритетно количество сюжетов - Афон и Россия? Выставка называется «Святая Гора и сокровенная Россия».
Н.Анохин: - Основная идея выставки - это не творческий отчет о поездке на Афон или по святым местам России, а намерение показать тот мир, который стоит молитвами праведников и благодатью Божией. Тот мир, который свидетельствует о своем Творце. Сейчас это, может быть, наиболее актуально. Потому что сейчас на Божий мир наступает каинова цивилизация, железная рука прогресса, мертвящее дыхание рынка, удушающие объятия глобализации. Весь этот мир, который выходит из пространства греха. Это мир, который стремится создать параллельную вселенную, увлечь туда человека и ввести его в погибель. Но этому миру противостоит другой, Божий мир. Господь после грехопадения не отнял красоты мироздания, чтобы человек не унывал. Он оставил красоту и гармонию как напоминание о Своей благости, промышлении о мире.
Е.Никифоров: -Я хотел бы подчеркнуть важный момент. Что такое современная живопись, которая рассказывает нам о памятниках прошлой грандиозной духовной культуры то ли на Афоне, то ли в России - о Святой Горе? Это живая святость или архитектурные мощи? Камни, повествующие о людях, которые некогда здесь были?
Д.Белюкин: - Счастливы художники, которые попадают на Афон, а также и все паломники. Счастливы потому, что такое редко бывает в жизни, иногда случаются и несколько поездок. А художник со своим этюдником еще и творец своего маленького холстика. Он непосредственно глядит на святыню, на монастырь, когда получает благословение писать в храме или около иконы. Не забуду, как я полночи писал «Вратарницу» в Ивероне. Ощущал ни с чем не сравнимую радость и благодать, которую стяжают монахи, наверное, на Афоне.
Е.Никифоров: - Важно понять, как это происходит. Художник - это не просто инженер, который взял циркуль, линеечку, посмотрел, примерил и точно воспроизвел картинку.
Д.Белюкин: - Нужно ощущение счастья. Один раз на Афоне был март, все цвело, летали бабочки, а у нас снег еще был. Можно на все четыре стороны писать. Садишься - а у тебя все поет в душе. Ты чуть не плачешь от умиления. Кстати, Левитан плакал, и его Серов и Коровин - а они дружили - называли плаксой. Это переизбыток чувств от благодарности Творцу, от помощи Божией, потому что на кусочке картона не твоей рукой, немощной и слабой, а Божией помощью вдруг начинает получаться то, что мы считаем достойным того, чтобы это переросло в большую картину и было показано зрителю.
Е.Никифоров: - Чем отличается Афонский или Валаамский пейзаж от пейзажа, когда ты славишь Бога?
Д.Белюкин: - Мы также пишем просто пейзажи, просто Россию, я люблю Валдай, пейзажи севера. Николай Юрьевич, который открыл мне русский север, там часто бывает. Но непосредственное пребывание в монастыре, в святом месте, участие как паломника на Богослужениях, дисциплина пребывания в том или ином монастыре очень сильно влияет на человека.
В последней поездке, которая состоялась в 2016 году на Афон, мы посетили 5 монастырей. Дохиар, оттуда мы пешком ходили к Ксенофонту, могли дойти до Пантелеймонова монастыря, это Великая Лавра, Филофей, Иверон, скит старый Русик, и еще несколько русских скитов. Обязательно присутствие на Литургии. Ладно - на полунощнице, ладно - на всенощной, потому что тогда ты всю ночь на ногах, когда же рисовать? Но эта дисциплина паломника, когда ты все время с Творцом….. И когда ты идешь со своим кусочком картона или холстика - то это как продолжение твоего тоненького голоска, который поет славу Спасителю.
Е.Никифоров: - Мне рассказывал один из ныне старцев, хотя называться так мало, кто дерзает, но я могу свидетельствовать, что это афонский старец, не «популярный», кстати, тихий, сокровенный, явно святой. Я спросил: народу много приезжает, а можно ли какой-то урок получить за три дня? А старец сказал: не печалься и не скорби. Сам воздух, сама атмосфера на Афоне спасительны - это сродни Святой Земле, где ходил Господь.
- Николай Юрьевич, а как Вы ощущаете эту святость?
Н.Анохин: - У нас связь с Богом осуществляется во многом через прошлое. Все наше богослужение, весь наш строй, все наши святые, которых мы знаем. Какие будут - нам неведомо еще. А те, к которым мы обращаемся с молитвой - это все наше прошлое. Все, что напоминает, каждый камушек, трещинка, которая напоминает об этих людях - нам дороги как святыня. Не просто мощи. Я приезжаю туда и знаю, что там мне что-то напоминает об одном подвижнике, там - о другом. Поэтому сейчас, когда восстанавливают храмы, к сожалению, руководствуясь самыми благими убеждениями забывают об этом. Жертвуют этой памятью порой комфорту, внешней красоте, порой блеску. На мой взгляд, этого делать нельзя, это недопустимо. Мне всегда было проще и радостнее, полнее молиться на развалинах, которые напоминают о подвижниках, нежели во вновь отреставрированные церкви с чертами евроремонта. Там очень тяжело.
Е.Никифоров: - Многие не любят слова и явления «новодел». Все блестит, а духа не чувствуешь.
Н.Анохин: - Люди без благоговения подошли к восстановлению святынь, и вот появился этот дух новодела. Это не способствует, а мешает молитве. Нам в Церкви какое искусство дорого, особенно если мы находимся в храмовом здании. Не буду говорить о богословии храма, о богословии света, который в храме. Просто - что человек ищет? Напоминание - эти вопиющие камни, вспомните - камни возопиют, если пророки умолкнут. И этим камни дороги.
Е.Никифоров: - Давайте поговорим сейчас вот о чем. Вы сказали так красиво - богословие света, богословие храма. Что это такое?
Н.Анохин: - Хочу сначала порекомендовать две хорошие работы. Доклад на Соборе Виктора Михайловича Васнецова, нашего знаменитого художника – «Электричество в храме». И второе - Лосев, «О природе электричества». Тут хочется поговорить о насущном. Чем порой злоупотребляют сейчас. Все-таки важно то натуральное освещение, которое есть на Афоне, где нет электричества в храмах. То, что было у отца Николая на острове. Не знаю, как сейчас, но при нем не было электричества. Говорят, в Тверской области есть монастырь, где, как на Афоне, нет электричества.
Е.Никифоров: - архимандрит Зенон в свое время, когда только открывался Данилов монастырь, был одним из первых насельников и расписывал иконостас в храме Отцов Семи Вселенских Соборов. Удивительно, он тоже старался, чтобы полы были натерты воском, чтобы свечное было освещение.
Н.Анохин: - Это совершенно правильно. А сейчас я не представляю. Некоторые новые иконописцы, наскоро испеченные мастера, очень любят рассуждать о каноне, о том, что академическая живопись церковная - это уже упадок, и Васнецов им уже не то, и Верещагин - , все не то, а нужно непременно к канону возвращаться. Но если ты современный иконописец возвращаешься к канону, пытаешься писать в каноне - пожалуйста, попробуй. Изгони из жизни радио, телевизор, электрический свет. Когда пишешь икону - нужно жить строго. Если уж говорить о каноне строго.
Если же художник продолжает живописные традиции - тут другой разговор. Мироощущение православного христианина, которое было, допустим, в XV веке и в XIX - оно разное. А тем более в XX-м веке. Раньше человек вышел из Ферапонтова монастыря, где он созерцал изумительные фрески, которые возносили его в небеса. И он выходит в этот мир, где птицы поют, солнышко светит, речка журчит - всякое дыхание которое присовокупляется к языку иконописи. А сейчас? Если человек выходит в эту суету, в этот шум, технотронные всплески. Куда он попадает? Это совершенно другое. И, может быть, в современных храмах более уместен живописный подход к современному иконописанию, которое создает иллюзорное историческое пространство, помогает человеку современному больше отрешиться. Я не настаиваю, я делюсь мыслями. Так же, как партесное пение многим более понятно, чем знаменное. Конечно, знаменное выше, но чтобы петь знаменное, как говорил покойный Борис Николаев, нужно и жить знаменно.
Д.Белюкин: - Хочу вас, друзья, вернуть к жизни. Прошлым летом я имел честь писать портрет предстоятеля Русской Древлеправославной церкви митрополита Корнилия. Был у него на подворье. Удивлялся и радовался, что там восковые свечи в храме, нет света. Мне, как человеку православному, электричество не мешает. Я писал в Киево-Печерской Лавре, в пещерах. Нужно - погасили свет. Он там нужен утилитарно - чтобы убирать пещеры. Говоря о пещерах, я имею в виду территорию монастыря, где никогда не писали художники, и вот возникло удивительное ощущение. Когда там ходят со свечой, это освещение гасится. Даже у нас сейчас на всенощных гасят свет, когда стоят со свечами.
Хуже другое - новоделы, которые из храмов XVI - XVII века превращаются в новоделы. Проблема большая. Что-то изменилось у реставраторов. Изменился подход, культура и совесть. Изувеченный Валдайский Иверский монастырь, мой любимый. Да, там президент, давал деньги, но это не VIP-овский коттедж президента. Самому президенту, как человеку культурному и образованному, совершенно не нужны бетонные дорожки, которые постелили, чтобы ему не споткнуться вместо тех плит, которые были сделаны к приезду Екатерины Великой. Те выкинули. А варварски вырубленные липы, которые сажал Император Николай II, наш святой? Как посмели их вырубить? К ним прикасалась рука святого! В Ипатьевском монастыре в Костроме, в Новом Иерусалиме. Я зашел и ахнул - лысое пространство, чудовищные бетонные плиточки. Самое жуткое - в Соловках запросили огромную сумму, и через министерство Культуры это утверждено - на очистку стен от мха! Можете представить себе? Эти камни которые выше человеческого роста якобы разрушает мох! И вот наш коллега, художник Валера Близнюк, за свои деньги заказал комиссию - доказали, что это никак не влияет на разрушение, но одну башню все же очистили. Это для нас, художников, смерть.
Е.Никифоров: - Мошенничество откровенное. Как Остап Бендер в свое время собирал деньги на ремонт Провала. Но это анекдот! А здесь камни, гигантские валуны на самом деле собирались чистить от мха!
Д.Белюкин: - А представьте, какая смета была, кто-то же получил эти деньги. С трудом вернули. Год он доказывал, что это не разрушение. До абсурда дошло.
Е.Никифоров: - Ваше искусство это своеобразная консервация памяти. То, что сегодня есть - того может завтра и не быть. Надо зафиксировать момент. Остановись, мгновение, ты прекрасно! Это важно - найти ракурс, сюжет, время, в которое писать, когда солнце особенно высвечивает архитектурный смысл. Это все важно.
Н.Анохин: - Эти мгновения, как они соединяются с вечностью? В произведении должна звучать вечность так, как она звучит в таком пейзаже, как Саврасова: «Грачи прилетели». Вроде простой вид. Но посмотрите, сразу понимаешь, что это Великий Пост, что это особое состояние, что оно непреходящее. Смотрим мы импрессионистов. У них мгновение, которое нужно остановить, как мой профессор говорил: «за облаком побежал». И живопись, и легкомысленные пейзажи могут приятно ласкать взор. Но дальше человек не размышляет. А задача русского пейзажа: возвысить это мгновение до соприкосновения с вечностью.
Е.Никифоров: - Дмитрий Анатольевич, вернемся к богословию света. Вы уже говорили, что для Вас сокровенная Святая Гора и сокровенная Россия не просто тематически созвучно тому, что Вы делаете, это уже внутренняя настройка глаза?
Д.Белюкин: - Я редко участвую в групповых выставках, потому что мало бывает возможностей выставляться с единомышленниками и с художниками, по уровню равными. Это беда всех объединений. От Передвижников до Москворечья. А здесь художники равного мастерства, равного уровня. Пусть Третьяков и Каверзнев живописцы тонкие, скромные, пишут небольшие форматы, но такую вкладывают любовь, такую беззаветную преданность месту, что вещи просто великолепны. У них можно так же стоять, как у большого полотна - очень долго. И потом параллельно проходила выставка в ЦДХ «Россия XIII». Там был большой кусок классической реалистической живописи. Там повесили мою самую достойную работу прошлого года «Иерусалим. Триптих. Рассвет» в главном зале. Там работы и Ткачевых, и Сидорова, и наших коллег. В целом выставка по количеству таких работ хорошая. Но мешает, что ты идешь, глаз отдыхает, радуется, и вдруг раз! - тебе кляксой дали такой, которая по живописному плану в экспозицию, может и подходит, но по духу не то. Поэтому я в таких выставках участвую, а Николай и ребята - нет. Это позиция.
Поэтому я благодарен, что меня позвали как единомышленника на эту выставку. У нас была интересная поездка на Афон, с кем-то я был в других краях. Два слова об экспозиции. В монтаже и компоновке мы с Николаем принимали непосредственное участие. Там не по авторам висят работы. У нас некая мозаика. Смысловое наполнение и дополнение.
Изобразительный ряд начинается с Афона. Это по логике названия выставки. Потом через мои пейзажи Киево-Печерской Лавры мы переходим к Москве. То есть как светильничек, зажжённый на Афоне, светильник духа и веры, перешел дальше в Троице-Сергиеву Лавру, Соловки, Валаам, и так далее.
И дальше экспозиция идет по русской глубинке, там Иверский монастырь, Горицкий, Валаамский. Дальше идет блок Николая Анохина с его пейзажами «Агиос хронос». А дальше снова Священное время. И замыкают экскурсию нашу Третьяков и Каверзнев с пейзажами великопостного Валаама, что редко (я там бывал только весной, при цветении, и летом), Соловков, Киево-Печерской, Оптиной, и так далее. Логика выстроена железно.
Добавлю, что мы предполагали, что зал будет больше. Рассматривался вопрос Третьяковской галереи. У нас поместилась, может быть, треть наших работ - сто с небольшим произведений. Иногда резали по живому. Мне хочется большие работы повесить, а я понимаю, что они не поместятся, не в ущерб же товарищам - у нас командное выступление. Это камерная выставка, срез. Но убедительность этой логической схемы о том, что это единое молитвенное пространство, как многие нам говорят, получилось.
И нам приятно, что Святейший Кирилл посетил нашу выставку, удостоил нас чести, благословил на создание новых работ, порадовался и был в добром и хорошем расположении духа. Он высоко оценил выставку и творчество художников, которые любят православие именно в жизни, в виде той гармонии, которая дана Божиим промыслом в монастырях и обителях.
Е.Никифоров: - Агиохронос. Красиво звучит. Для нас даже произношение греческих слов ласкает слух. Недаром мы в богослужении на Литургии произносим некоторые слова по-гречески. Н.Анохин: - Мы оттуда духовно вышли все. Россия и родилась в купели крещения. До этого были славянские племена, угро-финские на восточной территории. И помните, как князь Владимир - кто со мной? И верность своему долгу подвигает на Крещение, даже не рассуждая. А откуда Владимир все это взял? Мы прямые преемники той самой великой Византии.
Е.Никифоров: - «Святая Гора и Сокровенная Россия» - отсюда мостик.
Н.Анохин: - Возвращаясь к «Агиохроносу». Тут у меня было ощущение и во время, и после поездки на Афон (Афон мне во время поездки меньше открылся, как после возвращения). Я там себя понуждал ходить на службы, стоять на них, писать. У меня не было восторга, но частично разочарование, когда я видел то, о чем Дмитрий Анатольевич поведал: эти вкрапления евроремонтов, наступление Евросоюза. И у меня сердце сжималось и скорбело. Не было такого, как в России бывало, когда я приехал в Печоры в первый раз на Богослужение. Это был 80-й год. Попал на всенощную. Я отстоял эту службу, 5 часов, и она закончилась, и мне еще бы пять часов и еще, не уходил бы. Это были еще времена отца Иоанна Крестьянкина, архимандрита отца Андриана. Эти старцы были, а я не понимал, где я - на небе или на земле. И в России я переживал ряд таких моментов. А на Афоне я ни разу это не испытал, напротив - понуждение и борьба внутренняя. Но когда я приехал с Афона с горкой этюдов, законченных и незаконченных, и вот когда пошло осмысление, то стало что-то интересное открываться. Афон так проявился. Я пытался себе объяснить это рационально. Время и вечность. На Афоне византийское время. Солнце зашло - ноль часов. Солнце смещается, оно никогда не бывает фиксированным. Все по солнцу. Однако это мера времени. А само время где начинается, где кончается? Где граница? Это особое время, особая категория - непостижимость. И время соединяется с вечностью. Это не процесс в материи. Этим оно свидетельствует о Творце мира. Время началось в сотворении мира. День един. Задается ритм. И потом днями начинается отсчет.
Афон, к чести его насельников, не перешел на новый стиль. Переход на новый стиль заставил греков выпасть из церковного ритма. У нас же время идет… Это мера времени. Само время измеряется в Ветхом Завете через жизнь праведников. Адам жил столько, Ной столько. И на Рождество мы, когда читаем Евангелие, то смотрим родословную Адама, измеряем время по жизни праведников. Вне праведности настоящего времени нет. То время нецерковное, время мира, который идет к своему концу.
А дальше пошло время - Христова Церковь явилась. И уже пошли три круга богослужебных. Это Минея, Триодь, Октоих. Какой они рисунок составляют! Сюда нельзя вторгаться! А новостильники что? Они даже без Петрова поста остаются. Минею сместили. Триодь - неизвестно как. Осмогласие - тоже неясно как. Может вот так поразмышлять?
Почему у меня вид пейзажного жанра «Агиохронос» возник? Потому, что мне хотелось через Афонский пейзаж обратить внимание на это течение времени. Это не что-то принципиально новое, наоборот - возврат к средневековому мышлению. Это возврат туда, в наше настоящее церковное. Это наше и прошлое, и настоящее, и будущее. Вот это хотелось выразить. Кто увидит - поймет.
Е.Никифоров: - С радостью Вас слушаю, потому что немногие люди могут так рассказать о живописи и задачах православного художника. И не только иконописца, не только человека, который работает в храме, но и художника реалистической живописи, который смотрит глазами верующего сердца на сотворенный Господом мир.
вернуться назад
