Авторские статьи
Совет в ФиляхЖурнал «Искусство для всех», декабрь 2021 года.
Темы заказов Минобороны РФ для Студии военных художников им. М. Б. Грекова, где я работаю уже более 20 лет, как правило, летописно-хроникальные, освещающие то или иное событие, – бывают иногда очень интересными и глубокими. К таковым, которые мне пришлось делать в последнее время, можно отнести «Контроль духовенства за мерами и весами в Великом Новгороде в XIII веке» и тема этого года «Совет в Филях».
Казалось бы, А. Д. Кившенко всё решил, сделать после него эту картину так же трудно, как после В. И. Сурикова «Утро стрелецкой казни». Но всегда есть возможность по-своему скомпоновать, что-то уточнить, определить новые акценты. Для этого требуется досконально тему изучить, чтобы сохранить безусловную достоверность исторического факта.
На Совете 13 сентября 1812 года присутствовало 11 человек вместе с М. И. Кутузовым (как у Кившенко), версии о приезде М. И. Платова и М. А. Милорадовича не подтверждаются. Логика расположения генералов за большим столом у знаменитого передвижника тоже верная и убедительная: Кутузов сидит во главе стола, а сзади стоит его адъютант П. С. Кайсаров. Это я сохранил и в своей композиции, но далее «пересадил» генералов согласно моему рассказу.
Конечно, немного другая была и изба. У Кившенко это тесная лачуга с вплотную стоящей к столу русской печью и детишками на ней. Но для такого Совета адъютанты нашли, конечно, самую просторную и богатую избу зажиточного крестьянина Михаила Фролова, который жил с женой, двумя взрослыми сыновьями тоже с женами и детьми. Есть этюд этой избы А. К. Саврасова, где видны 3 небольшие окна. Сама изба сгорела в 1860, восстановлена в 1887 году, но с большими приукрашиваниями и искажениями исторической правды. А вот достаточно богатые иконостас, лубочные картинки на стене и утварь могли быть. Из-за заданного вытянутого формата 130х230см и почти фризовой композиции я обрезал фигуры снизу, укрупняя и приближая их к зрителю, тем самым давая себе возможность поближе их написать. Не будем упрекать А. Д. Кившенко в неточности – идеолог передвижников критик В. В. Стасов буквально требовал поднимать в каждой работе тему социального неравенства «проклятого царизма». Между тем, ещё А. С. Пушкин писал о чистоте крестьян и их быта в отповеди А. Н. Радищеву в «Путешествии из Москвы в Петербург».
Моё расположение генералов за столом следующее: задний ряд – Л. Л. Беннигсен, А. П. Ермолов, А. И. Остерман-Толстой, Ф. П. Уваров, К. Ф. Толь; первый ряд: М. Б. Барклай-де-Толли, П. П. Коновницын, Д. С. Дохтуров, Н. Н. Раевский.
По-другому и быть не могло – это рассадка по званиям, по рангам. Даже если бы Н. Н. Раевский не опоздал, а он ездил осматривать поле предполагаемого сражения, он не мог сидеть, как у Кившенко, ближе к М. И. Кутузову чем Барклай-де-Толли. По левую руку от фельдмаршала сидит граф Л. Л. Беннигсен (Левин Август Теофил), генерал свиты Императора Александра I, недавний начальник Главного штаба объединённых союзных армий (Россия, Австрия, Пруссия), а по правую руку – генерал-фельдмаршал М. Б. Барклай-де-Толли, бывший командующий русской армией, недавно снятый с должности Александром I. Храбрый воин и честный человек, шотландец по происхождению, отдавший всего себя России, он тяжело переживал эту обиду и искал смерти в Бородинском сражении. Он лично водил войска в атаку в парадном мундире с орденами, являясь превосходной мишенью, под ним было убито три лошади. И он вынужден сидеть рядом с новым командующим, его голос не решающий, а совещательный.
Эти трое и составляют смысловой треугольник картины. Почему так?
Вопрос, с которого начали Совет, был о втором, после Бородина, новом генеральном сражении, место для которого у деревни Фили выбирал Беннигсен. Он доложил, ему возразил Барклай-де-Толли, который объехал это место, найдя позицию не просто невыгодной, но убийственной для русской армии. Барклая поддержали Ермолов и Раевский.
По-другому и быть не могло – это рассадка по званиям, по рангам. Даже если бы Н. Н. Раевский не опоздал, а он ездил осматривать поле предполагаемого сражения, он не мог сидеть, как у Кившенко, ближе к М. И. Кутузову чем Барклай-де-Толли. По левую руку от фельдмаршала сидит граф Л. Л. Беннигсен (Левин Август Теофил), генерал свиты Императора Александра I, недавний начальник Главного штаба объединённых союзных армий (Россия, Австрия, Пруссия), а по правую руку – генерал-фельдмаршал М. Б. Барклай-де-Толли, бывший командующий русской армией, недавно снятый с должности Александром I. Храбрый воин и честный человек, шотландец по происхождению, отдавший всего себя России, он тяжело переживал эту обиду и искал смерти в Бородинском сражении. Он лично водил войска в атаку в парадном мундире с орденами, являясь превосходной мишенью, под ним было убито три лошади. И он вынужден сидеть рядом с новым командующим, его голос не решающий, а совещательный.
Эти трое и составляют смысловой треугольник картины. Почему так?
Вопрос, с которого начали Совет, был о втором, после Бородина, новом генеральном сражении, место для которого у деревни Фили выбирал Беннигсен. Он доложил, ему возразил Барклай-де-Толли, который объехал это место, найдя позицию не просто невыгодной, но убийственной для русской армии. Барклая поддержали Ермолов и Раевский.
Но как такое могло быть, это измена? Нет, Беннигсен не был агентом Наполеона, но он неуклонно постоянно лоббировал интересы Англии, давней соперницы России, ратуя за ослабление и России, и Франции в этой войне. Примеров подобного дипломатического и военного стравливания и ослабления государств извне знает и XX, и XXI век. Очевидно, эта позиция и упорство Беннигсена в ряде других вопросов вскоре настолько раздражили Кутузова, что он удалил его из Главной квартиры.
Вторым вопросом был бой на другой позиции, в том числе в самой Москве, либо её оставление. Большинство генералов было за бой: это Дохтуров, Ермолов, Коновницын, Уваров, Беннигсен. У меня поэтому и стоит на картине Ермолов с прижатой к сердцу рукой, как бы говоря: «Да как же так, Михаил Илларионович, как можно сдать Москву, да лучше умереть!».
На столе лежит карта Москвы начала XIX века, сделанная с «портретным сходством». Там видна ещё не забранная в трубы р. Неглинная и ещё не засыпанный Алевизов ров, соединяющий Неглинку и Москву-реку через Красную площадь. Вот этот маленький на карте треугольник Кремля –
сердце России, православной Руси, именно он не мог быть сдан врагу на поругание.
Мы знаем, как «просвещённая Европа» бесчинствовала и мародерствовала в наших храмах, не как католические христиане, а как дикие варвары. Мы знаем так же, что русская армия впоследствии при взятии Франции и самого Парижа, по приказу императора Александра I, не мстила, не громила и не оскверняла ничего.
В Москве было создано даже ополчение, возглавляемое генерал-губернатором графом Ф. В. Растопчиным, жёстко и необоснованно осмеянным Л. Н. Толстым в романе «Война и мир». Между тем, это не совсем так, и желание плохо вооружённых мирных жителей разных сословий биться за каждый дом, биться даже без армии, почти по-партизански поджигая дома, оно объяснимо.
Кремль, его стены, рвы, валы были укреплены в последний раз при Петре I, обновлены дополнительные вторые стены вдоль Алевизова рва, подъёмные мосты, то есть он представлял серьёзную трудность штурма, даже при вооружениях и артиллерии XIX века. Но главное – моральный настрой – не пустить иноверцев в святыню, умереть за веру, был и в войсках, и в народе. Отступая, армия проходила через Москву со слезами на глазах, видя изумление и презрение жителей.
Кутузов настоял, убедил, приказал. Он прекрасно понимал, что, не имея возможности связаться и заручиться поддержкой Александра I, подставляет себя под удар возможного снятия с должности, разжалования и ареста. Слишком уж непопулярное решение. Он говорит так: «С потерей Москвы не потеряна Россия, доколе сохранена будет армия. Уступлением столицы мы приготовим гибель неприятелю. Я намерен идти на Рязанскую дорогу: знаю, что вся ответственность обрушится на меня, но жертвую собой для блага Отечества».
Я очень люблю эпоху первой четверти XIX века, так называемого «пушкинского времени», костюм, в том числе военный. Высокие, подпирающие щёки, воротники мундиров, блеск эполет, два ряда пуговиц (до изменения Устава в 1819 году), белые панталоны, ботфорты у генералов. Как красив офицерский поясной шарф с кистями серебряных, черных и оранжевых нитей. Эти цвета старого флага России, императорские цвета, мы видим и на ордене Святого Георгия, и на плюмажах из петушиных перьев офицерских шляп. Именно поэтому я нарушил просьбу уникального знатока военной формы А. В. Кибовского, ныне министра культуры Москвы, ещё с 90-х годов моего консультанта и доброго советчика. Он убеждал (и справедливо), что генералы на рабочий Совет могли прийти не во фрачных мундирах, а в сюртуках, по-походному. Что некогда, да и невозможно было в эти тяжелейшие дни, сразу после Бородинской битвы и отступления, ещё одеваться.
Но так как всё равно документов об этом нет, я не мог лишить себя радости написать красиво переплетённые кисти шарфов, шпаги и поблёскивание орденов, звёзд и аксельбантов в полумраке крестьянской избы.
Единственное, что орденских лент через плечо быть не могло – это не смотр, не бал, не встреча императора.
Благодарю за помощь не только музей «Бородино», но и реконструкторов, людей разных профессий, объединённых любовью к той или иной эпохе, побуждающей их шить платья и мундиры, делать эполеты и шпаги. Конечно, все аксессуары должны быть написаны в традиции русской школы живописи, убедительно, с натуры.
Во время работы над «Советом в Филях» и общения со знатоками костюмов и наград, я узнал для себя много нового, закрыв ряд пробелов. Например, что четыре степени ордена Святого Георгия (4-я – крест на груди, 3-я – небольшой крест на шейной ленте, 2-я – большой крест на шейной ленте, 1-я – так же как во 2-ой степени плюс звезда и лента через плечо) носились все, если офицер получал их поэтапно (2-я степень на шейной ленте ордена Святого Владимира исключала ношение этого же ордена 3-й степени на груди).
Чуть было не ошибся, пришлось даже переписывать мундир и эполеты П. С. Кайсарова, получившего звание генерала незадолго до Бородина, находящегося на Совете в звании полковника, «смотрящего по армии» – то есть с ровным красным воротником без «катушек». Аксельбант его тоже пришлось закрасить, как и орден Георгия на шее. Аксельбант, зато, мог быть написан на тёмно-зелёном виц-мундире Кавалергардского полка у Уварова, где он был шефом, а также адъютантом Императора Александра I. Такой же серебряный цвет аксельбанта у интенданта, на тот период полковника, К. Ф. Толя. У него очень редкий, «переходный» мундир с одним, ещё из XVIII века, погончиком из шнура и одним эполетом.
В завершении, несмотря на то, что история не терпит сослагательных наклонений, хочу посетовать, что великому нашему генералиссимусу А. В. Суворову не дали дойти до Парижа и разбить Наполеона, о котором он говорил примерно так: «Далеко пойдёт мальчик. Пора бы и укоротить». Уверен, что при его командовании в 1812 году отступления через всю Россию не было бы, так как он не проиграл ни одного сражения и не отступал. Все это ничуть не бросает сомнения в талантливости, мужестве и доблести тех генералов, кто собрался на Совет в Филях и впоследствии украсил победу рядом личных подвигов.
Народный художник РФ,
академик РАХ Д. А. Белюкин
вернуться назад
